С 16 июля на всей на Украине вступил в силу закон об "Обеспечении функционирования украинского языка как государственного". Все документы, учебники и даже интерфейсы компьютерных программ будут только на украинском. Дмитрий Лекух — о том, почему это стоит принимать как серьёзный вызов.
Данный, с позволения сказать, "документ" подписывал в мае тогда ещё президент страны Пётр Порошенко. Сменивший его на этом посту Владимир Зеленский, хоть до избрания и обещал провести ревизию закона на предмет соответствия конституции, сразу после выборов пообещал фактически прямо противоположное — что будет защищать украинский язык. Впрочем, таких переобуваний в воздухе, причём при прыжках в самые разнообразные стороны, нынешнему "слуге украинского народа" предстоит совершить ещё великое множество, для этого такого гибкого и выбирали. Потому его телодвижения вызывают тут исключительно биологический интерес, сам "мовный закон", которым так гордилась власть предыдущая и перед которым покорно склоняется нынешняя, гораздо важней.
Итак. Закон предусматривает использование украинского языка практически во всех сферах жизни, кроме личного общения и религиозных обрядов. Более того, он должен стать обязательным для органов государственной власти и местного самоуправления, всех учебных заведений, больниц и сферы обслуживания. Свободно владеть украинским языком должны будут не только чиновники и депутаты, но и педагоги, медицинские работники, адвокаты и нотариусы. Образование во всех учебных заведениях страны также будет осуществляться исключительно на государственном языке. Особенно забавно, судя по всему, это будет выглядеть в медицине и, допустим, в ядерной энергетике.
Но начну, пожалуй, совсем издалека. В феврале месяце 1837 года по насквозь продуваемой метелями северной столице величайшей европейской империи, по праву предводительствующей в Священном союзе, прошёл слух: кто-то очень богатый и могущественный скупает долги недавно погибшего на дуэли поэта Александра Пушкина. Через некоторое время Санкт-Петербург выдохнул: распоряжением самого Государя! Император обещал поэту, что тот "может не беспокоиться" о семье, и сдержал слово: выплатил все долги покойного, выдал вдове единовременно десять тысяч рублей, очистил от долга заложенное имение отца. Более того, сыновей поэта назначил в пажи (с начислением каждому по полторы тысячи рублей), определил пансион вдове и дочери "до замужества".
Мнения света разделились. Иные злые языки потихоньку шептались о "связи" императора с Натальей Николаевной (Гончаровой - прим.) ещё до смерти поэта. Кстати, надо понимать, в те времена в этом не было ничего постыдного: император — фигура сакральная, стоящая "над" любым человеческим судом. Иные, менее злые, но куда более романтично настроенные полагали, что Николай отдаёт дань "поэтическому гению" Пушкина. На самом деле у нас есть основания полагать, что Николай действительно "отдавал дань" гению, вот только не совсем поэтическому. А, так сказать, прикладному, в смысле управленческому.
Сам гениальный бюрократ, что признавалось почти всеми без исключения его современниками, Николай I прекрасно понимал, какой уникальный управленческий инструмент дал ему Пушкин в виде "нового русского языка". "Изобретённого", кстати, Пушкиным чуть ли не между делом, путём наложения на устные псковский и московский диалекты великорусского языка удобнейшей, как оказалось, для них французской грамматики. Кстати, можно просто открыть разные тома сочинений великого поэта: "ранний" и "поздний" Пушкин писали почти что на разных языках. И именно "поздний" писал на привычном и бытовом для нас "современном русском литературном".
С точки зрения управленческих коммуникаций это была самая настоящая революция. Буквально за одно-полтора десятилетия управленческая прослойка гигантской империи — от Ревеля [нынешний Таллин] до Петропавловской гавани на далекой Камчатке — заговорила и стала составлять документы на одном, крайне удобном и для понимания, и для обучения русском литературном языке.
Не прошло и пары десятков лет, как получившийся язык окончательно превратил в современный другой "языковой гений" империи. Николай Гоголь просто добавил в него родной для себя устный малороссийский диалект, тем самым невольно сделав северный пушкинский язык письменной версией не только устного великорусского, но и устного малороссийского (читай, украинского) языка. Та же версия современного украинского, которую мы сегодня знаем, была в буквальном смысле этого слова изобретена (это не секрет) несколькими польскими дворянчиками. Есть их воспоминания, как они, "ухохатываясь", составляли словарь своего "украинского эсперанто", подбирая из разных славянских языков для него слова-синонимы, наиболее далёкие от пушкинского образца.
К чему я? Просто тут у нас дело даже не политическое — всё куда глубже и страшнее. Как единое культурное, духовное, цивилизационное пространство территории гигантских евразийских равнин могут существовать только при одном условии: у самых разнообразных этносов и субэтносов, эти территории заселяющих, должен быть всем удобный инструмент коммуникаций. То есть единый, всем понятный язык, на котором люди смогут банально договариваться между собой. И альтернативой этому не может быть никакая мультикультурность. Альтернативой взаимопониманию и практическому взаимодействию в общем цивилизационном тренде для этих этносов, зачастую принадлежащих не только разным расам, но и религиозным конфессиям, к сожалению, может быть только настоящая "большая резня".
А когда всем получается быть вместе, так вроде и ничего всё получается. В крайний раз так и до Берлина дошли. И этнический грузин по происхождению Иосиф Сталин сразу после этой по-настоящему великой Победы произносил свой знаменитый тост про "великий русский народ".
Атаки на "единый русский литературный язык" именно как на инструмент коммуникации, причём именно по этническим окраинам, шли ещё со второй половины XIX века, с периода "большой игры". Не прекращались во времена красной империи, и как-то глупо предполагать, что они должны были прекратиться в новейший исторический период. Особенно если учесть, что именно историческая Россия, а никакой не Советский Союз или "коммунизм", была признана проигравшей по итогам Холодной войны.
Нет ничего удивительного в том, что в экономически связанной с "большой Евразией" Грузии пытаются говорить с русскими туристами на дурном гортанном английском, что выглядит предельно смешно. Но их так старательно учили, вдалбливая, что "варварский" русский им больше никогда не пригодится. Вот теперь приходится учить его заново, чтобы хотя бы матерный плакат написать.
Отсюда же, кстати, и очевидная, да простят меня казахстанские товарищи, глупость с переводом казахского языка на латиницу: если уж на то пошло, вам бы, если откажетесь от русского, лучше б китайские иероглифы подучить. Не прилетят к вам никакие англоязычные волшебники ни на "голубых", ни ещё на каких вертолётах. Так что либо русский, либо китайский, альтернативы нет.
Но самый, пожалуй, символичный пример — это вполне европейская Прибалтика: там с русским языком борются давно и успешно. Но там, где он ещё как-то звучит, например, в столичных городах или курортной Юрмале, ещё есть какая-то жизнь. А там, где он окончательно замолкает, уже даже и сами балтские националисты начинаю говорить о "вымирающих нациях" — такой вот удивительный парадокс.
Но именно на Украине ситуация сейчас самая взрывоопасная и катастрофическая: малороссы, как и великороссы, были вполне единой несущей конструкцией гигантского русского суперэтноса. В том числе и в языковой среде: Гоголь точно такой же автор современного русского литературного языка, как и Пушкин. И без уничтожения малороссийской основы им этот русский литературный не победить чисто технически никогда. Как ни бей судьбы "радисток Кэт", всё равно, рожая, слово "мама" они будут кричать на русском.
Теперь о главном и самом печальном. На текущий момент времени уже всем, включая наших извечных стратегических оппонентов, понятно, что в том либо ином виде Россия выстояла. Речь идёт только о том, в каком именно виде она будет представлена в продолжающейся "большой игре". И именно этот вопрос сейчас решается на "национальных окраинах империи". По-настоящему печальным тут является именно то, что проще всего ослаблять эту "тюрьму народов", как раз поджигая окраины. Причём если Россия тут должна только ослабнуть, то "окраинам" лучше всего будет вообще максимально выгореть, можно даже дотла. Они просто приносятся в жертву, и современная Российская Федерация далеко не всегда способна этому хотя бы теоретически помешать.
Это очень хорошо видно на примере хотя бы все той же Украины: люди даже не понимают, что, увлечённо борясь с русским языком, они борются с фундаментальными основами собственной истории и государственности. Тем самым принося в жертву борьбы с Россией свой собственный, ни в чём не повинный народ.
○ Дмитрий Лекух. Языковой разлом. 17 июля 2019
Journal information