Проза и публицистика. Список чтения. Обновляется
■ Как говорят великие: «человек делается мудрым не силою, а просто читая». Книга — это то чудо, которое сопровождает нас всю жизнь. Книга освещает и утверждает место человека на земле. Читать нужно не для того, чтобы возражать, не для того, чтобы безусловно верить и соглашаться, а для того, чтобы думать, мыслить, размышлять. Александр Сергеевич Пушкин говорил: «Действие человека мгновенно и одно, действие книги множественно и повсеместно».
• Александр Попов, Николай Лебедев. «Программа «Союз — Аполлон»: афера космического масштаба?». Издательство «Алисторус». 2018
«В наше время в музеях можно увидеть множество макетов космических кораблей «Союз». Но их потомки — обновлённые «Союзы» продолжают нести свою космическую вахту. Других средств доставки людей на международную космическую станцию (МКС) сегодня нет. Совершенно иначе выглядит история «Аполлонов». Сегодня их можно видеть только в музеях, а других кораблей взамен «Аполлонов» у США нет, хотя у любой хорошей техники всегда есть потомки — более совершенные образцы. От кораблей «Аполлон», также как и у наших «Союзов», логично было бы увидеть в качестве продолжения более совершенные американские космические корабли. Как могло так выйти, что держава, полвека назад якобы пославшая своих астронавтов на Луну на тех самых «Аполлонах», сегодня не в состоянии доставить своих астронавтов на околоземную орбиту? В наши дни США, чтобы направить своего астронавта на МКС, идут на поклон к России. Профессор Джон Логсдон, бывший директор Института космической стратегии при Университете Джорджа Вашингтона, пишет: «Это провал, это стыд — то, что мы должны платить русским за такси на орбиту». А где же потомки блистательных и широко разрекламированных «Аполлонов»? Стряхнуть пыль с чертежей, подработать «Аполлоны» с учётом новых технологий — и вперёд, к МКС! Не надо тогда платить русским за такси на орбиту. Так, может быть, и не было никогда у США настоящих космических кораблей? А существовали только макеты чего-то, похожего на космический корабль? Самые крупные макеты назвали «Аполлонами». Их широко рекламировали, но в космос они не летали. Вряд ли случайно и то, что в 1975 году «Аполлон» скрылся в музеях вместе с ракетами, якобы выводившими его на околоземную орбиту («Сатурн-1В») и даже к Луне (ракета-гигант «Сатурн-5»). Образно говоря, сердцем каждой ракеты является её двигатель. Причём сердцем, допускающим пересадку с одного типа ракеты на другой...»
• Леонид Фишман. «Эпоха добродетелей. После советской морали». Издательство «Новое литературное обозрение» (НЛО). 2022
«Как принято считать, в конце 1980-х — начале 1990-х годов с советским обществом случилась резкая моральная трансформация. По крайней мере, так казалось в силу внезапности этого перехода; как лапидарно выразился А. Юрчак: «Это было навсегда, пока не кончилось». Проблемой, вытекающей из самоочевидной, по идее, констатации катастрофичности перемен в области общественной морали, является следующее. Вряд ли можно сказать, что названный выше переход произошёл легко, и тем не менее, по прошествии двух с половиной десятилетий, трудно отделаться от впечатления, что социальная катастрофа не сопровождалась катастрофой моральной. Подавляющее большинство людей если с ходу и не вписались в рынок, то для перехода к новой жизни им, в общем, не пришлось переступать через себя. Конечно, это не означает, что граждане все скопом кинулись объединяться в мафии и убивать друг друга, но они оказались вполне терпимо настроены по отношению к тем, кто такое делал. Их мораль если не поощряла подобное поведение, то не провоцировала и ярого отторжения, а порой и находила ему оправдания. С другой стороны, если судить с точки зрения официально декларируемых ценностей, разница между советским прежде и постсоветским теперь выглядит огромной...»
• Сергей Кара-Мурза. «Советская цивилизация». 2001
«Ровно десять лет назад, в августе 1991 г., посредством сложных манёвров и провокаций верхушка КПСС передала власть радикальной антисоветской группировке из рядов своей же номенклатуры, и та выполнила грязную и явно преступную часть работы по уничтожению СССР и советского государства. Но государство — не человек, оно умирает долго и трудно, и десять лет мы наблюдаем его агонию. Только во время этой агонии, через утраты и обретение памяти начинает ныне живущее поколение понемногу осознавать, что же это было за государство — советское. Начинает понимать, каким обществом это государство было рождено и на каких устоях держалось. Через смертельные удары по его уязвимым точкам мы начинаем различать, пока ещё смутно, его строение, чувствовать его природу. Помогают убийцы и их консультанты. Джеффри Сакс, профессиональный палач-реформатор многих национальных экономик, пошутил о советском хозяйстве: «Мы вскрыли грудную клетку больного, а оказалась, что у него другая, нам неизвестная анатомия». Врёт киллер. Всё они, вскрывавшие грудную клетку нашей страны, знали, куда воткнуть нож — и он, с кучей советологов и эмигрантов всех волн, и «наши», с пелёнок выращенные в обкомах и академиях. Знали нашу анатомию — знанием ненавистника и убийцы. Советский строй возник в страшных родовых муках. Травмы остались в памяти — у кого-то пострадали близкие, кто-то был потрясён зрелищем чужих страданий. Потому и нашлось достаточно таких, кто бескорыстно и по доброй воле помогал словом и делом Ельцину с Чубайсом и Джорджу Бушу с Джеффри Саксом. Кто-то из таких и сегодня радуется, но не могут даже и они не понимать, что «целились в коммунизм, а стреляли в Россию». Судя по всему, и целились-то в Россию, о коммунизме говорили из приличий. Но не будем отнимать утешения у убийц бескорыстных. Пусть считают, что уничтожить Россию им пришлось, изгоняя из неё дьявола коммунизма. Будем говорить о целом...»
• Александр Зиновьев. «Идеология партии будущего». 2003
«Что такое идеология? Ясности и определённости на этот счёт нет. В советские годы слово «идеология» употребляли неохотно. А если употребляли, то чаще в негативном смысле, поскольку Маркс вслед за Наполеоном определил идеологию как ложную (искажённую) форму сознания. Марксизм же в Советском Союзе официально рассматривался как наука, а не как идеология. Вместе с тем в партийном аппарате были специальные функционеры и даже целые отделы, которые ведали работой, называвшейся идеологической. На Западе же марксизм относили именно к идеологии наряду с маоизмом, национал-социализмом, фашизмом и другими явлениями такого рода. Крах этих учений объявили концом эпохи идеологий и началом эпохи деидеологизации. Западное общество рассматривали как неидеологическое, связывая слово «идеология» исключительно с коммунизмом (марксизмом, ленинизмом), фашизмом, национал-социализмом. В постсоветской России слово «идеология» стали употреблять довольно часто. Заговорили об идеологическом вакууме (после отмены марксизма-ленинизма) или об идеологическом хаосе, о потребности в идеологии для партий, для власти и даже для всего народа. Стали сочинять тексты, претендующие на роль идеологии. Если просмотреть те определения идеологии, которые даются в профессиональных философских и социологических сочинениях, и суждения о ней, то поражает разноголосица, поверхностность, пустословие, эклектичность и полное отсутствие даже малейших намёков на научное понимание одного из важнейших социальных явлений. А без научного, удовлетворяющего критериям логики, определения всякие разговоры на тему об идеологии лишены смысла...»
• Герман Садулаев. «Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях». Издательство АСТ. 2017
«Иван Борисович Ауслендер попал в большую политику совершенно случайно. Когда страна забурлила протестами, словно желудок солдата, с голодухи переевшего гороховой каши (вернее, забурлило только в двух-трёх больших городах, но взгляду рассерженных горожан так и представлялось, что вся Россия вот-вот возьмётся за дубьё и пойдёт колошматить внутреннего француза), студенческие активисты обратились к коллеге Ауслендера, профессору филологии Рюрику Иосифовичу Асланяну, с просьбой выступить на революционном митинге. Профессор был американист, большой знаток Генри Миллера и по убеждениям анархист, чего не скрывал даже от ректора; но всё ему прощалось за богатую родословную и сумасшедшую популярность у юных филологинь (даже на факультативных спецкурсах аудитории ломились от добровольных слушательниц, втайне соблазнённых сомнительной перспективой транслировать в будущее ценный интеллектуальный генофонд). Профессор носил на тощем теле красные свитера и зелёные джинсы при синих тапках: всё выглядело очень демократично — для тех, кто не знал, что вещи куплены за немалые деньги в брендовых магазинах Нью-Йорка; для тех, кто знал, это было ещё привлекательнее. Профессор воплощал тип модного левого интеллектуала, столь распространённый в кампусах Восточного побережья Америки и в старой Европе, и столь дефицитный в нашей несолнечной Северной и бывшей (как брошенный любовник) столице, средоточии университетов скучных и бесполезных, не имеющих ни собственных клубов регби, ни групп девичьей поддержки. Асланян был настолько крут, что лечился у настоящего психоаналитика и глотал горстями антидепрессанты прямо на лекции, запивая минеральной водой «Perrier», бутылочку которой всегда носил в своём потрёпанном вьетконговском рюкзачке. В общем, профессор был настоящим идолом для всех городских хипстеров и тех, кто знал, что значит это слово, — иначе говоря, для прогрессивной молодёжи. А поскольку Рюрик Иосифович олицетворял тонкий, но бескомпромиссный протест и был бунтарь по натуре, то студенты решили, что он если не возглавит, то облагородит уличные акции высоким пафосом интеллектуального бунта...»
«...» • • • ↓ ● ■ — м³ °C
#литература
ПУБЛИЦИСТИКА ↓
• Александр Попов, Николай Лебедев. «Программа «Союз — Аполлон»: афера космического масштаба?». Издательство «Алисторус». 2018 «В наше время в музеях можно увидеть множество макетов космических кораблей «Союз». Но их потомки — обновлённые «Союзы» продолжают нести свою космическую вахту. Других средств доставки людей на международную космическую станцию (МКС) сегодня нет. Совершенно иначе выглядит история «Аполлонов». Сегодня их можно видеть только в музеях, а других кораблей взамен «Аполлонов» у США нет, хотя у любой хорошей техники всегда есть потомки — более совершенные образцы. От кораблей «Аполлон», также как и у наших «Союзов», логично было бы увидеть в качестве продолжения более совершенные американские космические корабли. Как могло так выйти, что держава, полвека назад якобы пославшая своих астронавтов на Луну на тех самых «Аполлонах», сегодня не в состоянии доставить своих астронавтов на околоземную орбиту? В наши дни США, чтобы направить своего астронавта на МКС, идут на поклон к России. Профессор Джон Логсдон, бывший директор Института космической стратегии при Университете Джорджа Вашингтона, пишет: «Это провал, это стыд — то, что мы должны платить русским за такси на орбиту». А где же потомки блистательных и широко разрекламированных «Аполлонов»? Стряхнуть пыль с чертежей, подработать «Аполлоны» с учётом новых технологий — и вперёд, к МКС! Не надо тогда платить русским за такси на орбиту. Так, может быть, и не было никогда у США настоящих космических кораблей? А существовали только макеты чего-то, похожего на космический корабль? Самые крупные макеты назвали «Аполлонами». Их широко рекламировали, но в космос они не летали. Вряд ли случайно и то, что в 1975 году «Аполлон» скрылся в музеях вместе с ракетами, якобы выводившими его на околоземную орбиту («Сатурн-1В») и даже к Луне (ракета-гигант «Сатурн-5»). Образно говоря, сердцем каждой ракеты является её двигатель. Причём сердцем, допускающим пересадку с одного типа ракеты на другой...»
• Леонид Фишман. «Эпоха добродетелей. После советской морали». Издательство «Новое литературное обозрение» (НЛО). 2022 «Как принято считать, в конце 1980-х — начале 1990-х годов с советским обществом случилась резкая моральная трансформация. По крайней мере, так казалось в силу внезапности этого перехода; как лапидарно выразился А. Юрчак: «Это было навсегда, пока не кончилось». Проблемой, вытекающей из самоочевидной, по идее, констатации катастрофичности перемен в области общественной морали, является следующее. Вряд ли можно сказать, что названный выше переход произошёл легко, и тем не менее, по прошествии двух с половиной десятилетий, трудно отделаться от впечатления, что социальная катастрофа не сопровождалась катастрофой моральной. Подавляющее большинство людей если с ходу и не вписались в рынок, то для перехода к новой жизни им, в общем, не пришлось переступать через себя. Конечно, это не означает, что граждане все скопом кинулись объединяться в мафии и убивать друг друга, но они оказались вполне терпимо настроены по отношению к тем, кто такое делал. Их мораль если не поощряла подобное поведение, то не провоцировала и ярого отторжения, а порой и находила ему оправдания. С другой стороны, если судить с точки зрения официально декларируемых ценностей, разница между советским прежде и постсоветским теперь выглядит огромной...»
• Сергей Кара-Мурза. «Советская цивилизация». 2001 «Ровно десять лет назад, в августе 1991 г., посредством сложных манёвров и провокаций верхушка КПСС передала власть радикальной антисоветской группировке из рядов своей же номенклатуры, и та выполнила грязную и явно преступную часть работы по уничтожению СССР и советского государства. Но государство — не человек, оно умирает долго и трудно, и десять лет мы наблюдаем его агонию. Только во время этой агонии, через утраты и обретение памяти начинает ныне живущее поколение понемногу осознавать, что же это было за государство — советское. Начинает понимать, каким обществом это государство было рождено и на каких устоях держалось. Через смертельные удары по его уязвимым точкам мы начинаем различать, пока ещё смутно, его строение, чувствовать его природу. Помогают убийцы и их консультанты. Джеффри Сакс, профессиональный палач-реформатор многих национальных экономик, пошутил о советском хозяйстве: «Мы вскрыли грудную клетку больного, а оказалась, что у него другая, нам неизвестная анатомия». Врёт киллер. Всё они, вскрывавшие грудную клетку нашей страны, знали, куда воткнуть нож — и он, с кучей советологов и эмигрантов всех волн, и «наши», с пелёнок выращенные в обкомах и академиях. Знали нашу анатомию — знанием ненавистника и убийцы. Советский строй возник в страшных родовых муках. Травмы остались в памяти — у кого-то пострадали близкие, кто-то был потрясён зрелищем чужих страданий. Потому и нашлось достаточно таких, кто бескорыстно и по доброй воле помогал словом и делом Ельцину с Чубайсом и Джорджу Бушу с Джеффри Саксом. Кто-то из таких и сегодня радуется, но не могут даже и они не понимать, что «целились в коммунизм, а стреляли в Россию». Судя по всему, и целились-то в Россию, о коммунизме говорили из приличий. Но не будем отнимать утешения у убийц бескорыстных. Пусть считают, что уничтожить Россию им пришлось, изгоняя из неё дьявола коммунизма. Будем говорить о целом...»
• Александр Зиновьев. «Идеология партии будущего». 2003«Что такое идеология? Ясности и определённости на этот счёт нет. В советские годы слово «идеология» употребляли неохотно. А если употребляли, то чаще в негативном смысле, поскольку Маркс вслед за Наполеоном определил идеологию как ложную (искажённую) форму сознания. Марксизм же в Советском Союзе официально рассматривался как наука, а не как идеология. Вместе с тем в партийном аппарате были специальные функционеры и даже целые отделы, которые ведали работой, называвшейся идеологической. На Западе же марксизм относили именно к идеологии наряду с маоизмом, национал-социализмом, фашизмом и другими явлениями такого рода. Крах этих учений объявили концом эпохи идеологий и началом эпохи деидеологизации. Западное общество рассматривали как неидеологическое, связывая слово «идеология» исключительно с коммунизмом (марксизмом, ленинизмом), фашизмом, национал-социализмом. В постсоветской России слово «идеология» стали употреблять довольно часто. Заговорили об идеологическом вакууме (после отмены марксизма-ленинизма) или об идеологическом хаосе, о потребности в идеологии для партий, для власти и даже для всего народа. Стали сочинять тексты, претендующие на роль идеологии. Если просмотреть те определения идеологии, которые даются в профессиональных философских и социологических сочинениях, и суждения о ней, то поражает разноголосица, поверхностность, пустословие, эклектичность и полное отсутствие даже малейших намёков на научное понимание одного из важнейших социальных явлений. А без научного, удовлетворяющего критериям логики, определения всякие разговоры на тему об идеологии лишены смысла...»
ПРОЗА ↓
• Герман Садулаев. «Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях». Издательство АСТ. 2017 «Иван Борисович Ауслендер попал в большую политику совершенно случайно. Когда страна забурлила протестами, словно желудок солдата, с голодухи переевшего гороховой каши (вернее, забурлило только в двух-трёх больших городах, но взгляду рассерженных горожан так и представлялось, что вся Россия вот-вот возьмётся за дубьё и пойдёт колошматить внутреннего француза), студенческие активисты обратились к коллеге Ауслендера, профессору филологии Рюрику Иосифовичу Асланяну, с просьбой выступить на революционном митинге. Профессор был американист, большой знаток Генри Миллера и по убеждениям анархист, чего не скрывал даже от ректора; но всё ему прощалось за богатую родословную и сумасшедшую популярность у юных филологинь (даже на факультативных спецкурсах аудитории ломились от добровольных слушательниц, втайне соблазнённых сомнительной перспективой транслировать в будущее ценный интеллектуальный генофонд). Профессор носил на тощем теле красные свитера и зелёные джинсы при синих тапках: всё выглядело очень демократично — для тех, кто не знал, что вещи куплены за немалые деньги в брендовых магазинах Нью-Йорка; для тех, кто знал, это было ещё привлекательнее. Профессор воплощал тип модного левого интеллектуала, столь распространённый в кампусах Восточного побережья Америки и в старой Европе, и столь дефицитный в нашей несолнечной Северной и бывшей (как брошенный любовник) столице, средоточии университетов скучных и бесполезных, не имеющих ни собственных клубов регби, ни групп девичьей поддержки. Асланян был настолько крут, что лечился у настоящего психоаналитика и глотал горстями антидепрессанты прямо на лекции, запивая минеральной водой «Perrier», бутылочку которой всегда носил в своём потрёпанном вьетконговском рюкзачке. В общем, профессор был настоящим идолом для всех городских хипстеров и тех, кто знал, что значит это слово, — иначе говоря, для прогрессивной молодёжи. А поскольку Рюрик Иосифович олицетворял тонкий, но бескомпромиссный протест и был бунтарь по натуре, то студенты решили, что он если не возглавит, то облагородит уличные акции высоким пафосом интеллектуального бунта...»
УЧЕБНИКИ ↓
ДЕТЯМ ↓
«...» • • • ↓ ● ■ — м³ °C
#литература